Девочка мается. Девочке за тридцать лет... Девочка охуительна и любима. Часть её принцев похожи на Шона Бина, часть – перспективные мальчики, третьих нет. Время цитирует пройденных и иных, тщательно, скрупулёзно проводит сверку тех, кто привык к неизбежности взгляда сверху – базовых, безымянных и именных. Каждый – в отдельном конверте и каждый свят, а потому априори неприкасаем. Вскрыт, утверждён и отпущен любить глазами. Без никакого страшного колдовства. Девочке скучно. Играет себе в слова, приноровляется складывать/вычитать их. Чтоб заглянувший на запах костра читатель тихо разносторонне охуевал и, защищая от детства в её глазах нежности сумасшедшую суверенность, прятал пробитые рифмами лень и ревность, дабы в итоге красиво погибнуть за трэш, с прикладным умилением пасть в бою. Девочка-морг, мавзолей для чужих иллюзий. Как объяснить тот феномен, что каждый лузер искренне хочет её превратить в свою? Даже не знаю. Подборка её пажей неисчислима, приходится потесниться, чтобы впустить антрацитовые ресницы очередного прекрасного протеже. Истина плещется рядом, в сухой вине, блеф отмечает весёлые именины. Только на то, что он будет незаменимым, жаль, никаких [даже слабых] гарантий нет.
